Ваш надежный источник

Начало 1806 г. в летописях Кавказа было отмечено цепью прискорбных для российской армии событий: вероломное убийство под стенами Бакинской крепости князя Павла Цицианова, подъем таившихся в крае всех мятежных элементов, требование имеретинского царя  Соломона, чтобы русские войска оставили Кутаис, а вслед за ним и эриванского хана, готовящегося отнять у Российской Империи Шурагельскую область, стягивание к границам Карабаха персидских войск и предательство Ибрагим-хана, который вел тайные переговоры с командующим персидскими войсками Аббас-Мирзой, обещая сдать ему Шуши и выдать стоявший там отряд подполковника Лисаневича. Об этом в своем фундаментальном исследовании «Первые добровольцы Карабаха», изданном в 1902 году в Тифлисе, пишет «Нестор истории Кавказа», военный историк, генерал русской армии В. А. Потто, рассказывая о последующих попытках персидских войск в 1806 и 1813 годах занять Карабах.

«По счастью, заговор открыт был вовремя, и Ибрагим-хан, уже готовившийся соединиться с персидской конницей, был убит Лисаневичем. Но персидская армия уже вошла в Карабах, и с нашей стороны потребовалось сильное напряжение, чтобы остановить персидские полчища. Небольшой отряд, стоявший в Елизаветполе, под общей командой генерала Небольсина форсированными маршами двинулся к Шуше навстречу 20-тысячной армии Аббас-Мирзы», – пишет Потто.

В состав отряда генерала Петра Небольсина входила и часть егерей под командованием полковника Карягина, к которому вновь добровольно примкнул карабахский армянин мелик Вани-юзбаши Атабеков. Между тем, в Карабахе дела были плохи: убийство Ибрагим-хана было сигналом к мятежу карабахских беков, а преданность родственников убитого хана начала вызывать большие сомнения. В результате никто из жителей ханства не решался в явной форме оказывать содействие малочисленному русскому отряду. И на этом фоне тем дороже становились для них услуги отличавшейся своей отвагой верной семьи Атабековых. В результате кровопролитного боя 13-го июня 1806 года на реке Ханатин Аббас-Мирза, разбитый отрядом Небольсина наголову, вынужден был бежать из Карабаха.

О видном участии в этом сражении и дальнейшей «не менее почтенной» деятельности Вани-юзбаши свидетельствуют похвальные листы и аттестаты, выданные ему графом Гудовичем, полковником Ассеевым и подполковником Снаксаревым, командовавшими войсками в Карабахе, пишет Потто.

В 1812-й году в связи с нашествием Наполеона российское правительство сняло с Кавказа несколько полков, направив их на оборону западных границ Империи. Для отражения нападения персиян и турок «далекая кавказская окраина» была предоставлена «доблести и мужеству оставшихся в слабом числе войск», с которыми находился Вани-юзбаши и преемник убитого Ибрагим-хана, впоследствии генерал русской армии, Мехти-Кули-хан. 

Воспользовавшись ослаблением русских сил в начале 1813 года, персияне вступили в Карабах, внезапно атаковав батальон Троицкого полка, о чем их, согласно Потто, Вани-юзбаши неоднократно предупреждал. В результате безуспешной обороны командир полка майор Джини и большая часть офицеров были убиты, а командование перешло к «малодушному капитану Оловяшникову», который, невзирая на уговоры Вани-юзбаши и Мехти-Кули-хана, прислушаться к советам храброго и опытного Вани и отступить в Шушу, вступил в переговоры с персиянами.

Оловяшников, как пишет Потто, потребовал, чтобы оба они, и хан, и Вани удалились из отряда, и что он знает, что ему надо сделать. «Катастрофа была неизбежна, и хану ничего не оставалось более, как с горстью своих нукеров бежать в Шушу, чтобы избегнуть персидского плена. Вани также покинул отряд, но он отправился в Шах-Булах, где в это время находились две роты майора Ильяшенки, высланные из Шуши на помощь к Троицкому батальону. Но Троицкого батальона уже не существовало: с рассветом Оловяшников выкинул белый флаг, и батальон положил оружие, отдав неприятелю и пушки, и знамя. Это было единственное русское знамя, украсившее дворец персидского шаха», - пишет он.

Крепость Шах-Булах, между тем, также была обложена передовыми персидскими войсками.  «Положение Ильяшенки сделалось отчаянным. Но он, не колеблясь, доверился Вани, и верный армянин еще раз является спасителем русского отряда. Он вывел роты из замка ночью и провел их мимо персидских караулов горными тропами через селение Фарух, за которым начиналась уже большая шушинская дорога. Здесь Вани, указав Ильяшенке кратчайший путь на Шушу, сам, с одним только солдатом, поспешил на пост Ходжалы, лежавший отсюда верстах в двадцати, где стояла наша команда из 60 человек при офицере. Вани и ее провел такими же скрытыми путями на шушинскую дорогу и в пяти верстах от крепости, у моста Ага-керпи, догнал Ильяшенку. Все это совершилось так быстро и тихо, что персияне поутру с изумлением увидели перед собой опустевший замок. Преследовать было поздно. Шуша приготовилась уже к обороне, и таким образом первые успехи персиян были парализованы», – пишет Потто.

Также, Потто рассказывает примечательный эпизод, характеризующий, в том числе, и человеческие качества Вани-юзбаши. Так, возмущенный сдачей Оловяшникова, главнокомандующий маркиз Паулуччи прискакал в Шуши, обрушив первый гнев на Мехти-Кули-хана  и заподозрив его в измене. Обстоятельства говорили против хана: гибель русского батальона в его резиденции и его бегство с нукерами служили достаточным поводом к его обвинению. В результате, хан был подвергнут домашнему аресту в доме своего племянника Джафар-Кули-аги. В качестве свидетеля в здание ханского судилища, где был собран военный совет для решения судьбы Мехти-Кули-хана, был вызван и Вани, у которого с ханом были не совсем дружелюбные отношения. Хан пытался отнять у Вани его ричпаров (землепашцев – прим.), ввиду чего, Вани поехал жаловаться на хана в Тифлис, оттуда хану было сделано строгое внушение.

«Теперь одного слова Вани было достаточно, чтобы погубить противника, но Вани был слишком честен, чтобы воспользоваться подобным оружием, и на вопрос: «Насколько хан виновен в гибели батальона?» отвечал почтительно: «Сардар! Хан не виновен нисколько. Он сделал все, чтобы спасти русских. Но его не послушали. Что же ему оставалось делать? Если бы он не бежал из лагеря, то был бы теперь не здесь, а в персидском стане», - пишет Потто.

Далее автор воспроизводит сцену со слов Асланбека Рустабекова, самого близкого человека к Мехти-Кули-хану: «Вани застал его в одной из комнат, сидевшим на ковре с поджатыми ногами, и в глубоком раздумье курившим кальян. Увидев вошедшего, хан поднял голову и спросил: «Армянин, добрые ли вести?» — «Добрые», — ответил Вани и рассказал ему все, что происходило в совете. Хан был глубоко тронут. «Я всем обязан тебе, — сказал он, — ты будешь лучшим моим другом, и я без тебя не переломлю куска хлеба». «Он сдержал свое слово и до конца своей жизни (а он умер уже в маститых годах) не переставал оказывать Вани знаки самой трогательной дружбы», – заключает В. Потто.

Продолжение следует:

Отметим, что исследование Василия Потто «Первые добровольцы Кaрaбaхa в эпоху водворения русского владычества (мелик Вaни и Акоп-юзбaши Атaбековы)», посвященное истории рода Атабековых, основано на разнообразных источниках, что позволило автору наиболее точно описать историю и образ отважных армянских добровольцев из старинной армянской династии Атaбекянов, а также осветить период вхождения Восточной Армении в состав Российской Империи  и исторические события первой четверти XIX века.