Ваш надежный источник

Во время продолжающейся осады персидскими войсками крепости Шуши вместе с обороняющимися шестью «слабыми ротами» российской армии без продовольствия, без запаса пороха и снарядов в течение шести недель находились нашедшие в крепости спасение армяне, которые дружно помогали войскам и вместе с ними несли всю тяжесть блокадной службы. Об этом в своем фундаментальном исследовании «Первые добровольцы Карабаха», изданном в 1902 году в Тифлисе, пишет «Нестор истории Кавказа», военный историк, генерал русской армии В. А. Потто.

Впоследствии, когда была снята осада, командир дислоцированного в районе крепости Шуши 42-го Егерского полка полковник И. А. Реут писал главнокомандующему российской армией Алексею Ермолову: «Относительно армян, защищавших крепость, долгом себе поставляю объяснить, что служба их достаточна внимания, ибо все они действовали с отличной храбростью, выдерживали многократные приступы, отражали неприятеля с важным уроном, презирали недостаток продовольствия и никогда не помышляли о сдаче крепости, хотя бы наступил совершенный голод».

В ответ на это, пишет Потто, Ермолов предписал отобрать у всех мусульманских беков-изменников имеющиеся их в управлении армянские деревни и передать их в казенное пользование, о чем следует уведомить жителей «в ознаменование признательности и непоколебимой верности их Императору».

Во время этой осады там находился также племянник Вани-юзбаши Атабекова, сын Акопа, Аслан-бек, неоценимую помощь которого отмечал полковник Реут.

Повествование об осаде Потто передает по воспоминаниям карабахского армянина Ивана Давыдовича Лазарева, впоследствии известного кавказского героя, генерал-адъютанта, украшенного Георгием 2-го класса Большого Креста, которому в то время было семь лет.
«Семья Лазаревых имела в Шуше свой собственный дом и, как семья армянская, была окружена по преимуществу армянами, бежавшими из деревень и нашедшими приют на обширном дворе их каменного дома. Естественно также, что и дети Лазаревых проводили большую часть своего времени на дворе, среди своих одноземцев, с детским любопытством прислушиваясь к их народному говору. «Но из этого говора, — рассказывал Иван Давыдович, — я выносил впечатления уже далеко не детские. Разговоры касались, конечно, большей частью интересов дня, и здесь-то от этих простых людей я научился преданности, долгу и самоотверженности, высказываемых армянами на каждом шагу. Я слышал, что в крепости не было пороха и что Барутчи-Погос (пороховщик-Погос – прим.) безвозмездно приготовлял его войскам каждый день от 20 до 30 фунтов. Я помню армянина Арютина Алтунова с Георгиевским крестом и золотой медалью на шее, вызвавшегося тогда добровольно пробраться сквозь персидскую армию, чтобы доставить Ермолову сведения о положении осажденной крепости. Он причастился Святых Тайн и напутствуемый благословениями всего гарнизона ночью был спущен с крепостной стены на веревке. Через несколько дней он возвратился назад и принес от Ермолова записку к полковнику Реуту. Помню я, как сельчане, сбежавшиеся в крепость, отдали весь свой скот на продовольствие гарнизона, как наши богачи Ахумов, Бегран-бек Мелик-Шахназаров, Зограб-ага Тарумов и другие предоставили на общее пользование все имевшиеся у них значительные запасы хлеба, который оказался, однако, в зерне; помню также, как наши армяне по ночам на своих плечах носили тяжелые мешки с зерном на мельницы деревни Шушишенд, где братья юзбаши Сафар и Ростом Тархановы быстро перемалывали зерно и доставляли его обратно. Без этой помощи гарнизону никогда не выдержать бы шестинедельной осады. Аббас-Мирза, по его воспоминаниям, неоднократно пытался взять ненавистные ему мельницы, но все его усилия разбились о геройскую стойкость армян, предводимых братьями Тархановыми. Даже женщины их являлись героинями, и одну из них, Хатаи, знал тогда весь Карабах...», - передает Потто воспоминания Лазарева.

Сам Потто добавляет, что столь подробно он рассказывает нарочно, «чтобы показать дух тогдашнего армянского населения», а на подвигах и преданности карабахского армянина мелика Вани-юзбаши воспитывалось молодое поколение». Впрочем, как отмечает Потто, его имя было слишком популярно в народе и имело громадное воспитательное значение. Но это не уберегло его от беды.

Так, раздраженный упорной защитой Шуши, Аббас-Мирза приказал захватить самых влиятельных среди карабахских армян, в числе которых были архиепископ Саркис Джалальянц и два мелика: Вани Атабеков и Осип Бегляров, за которыми был послан отряд персидской кавалерии. Понимая, что сопротивление бесполезно, пленники не рассчитывали вернуться оттуда живыми. А имея перед глазами пример, увезенного в Тавриз и осужденного на смерть настоятеля Татевского монастыря архиепископа Мартироса, Вани понимал, что необходимо «принять иную систему», заранее решив, как будет держать себя и что будет говорить перед Аббас-Мирзой.

Как пишет Потто, по прибытии в персидский лагерь Вани, участь которого была предрешена – он заплатит головой за «старые грехи», немедленно был представлен Аббасу-Мирзе, который встретил его вопросом: «Помнишь ли, мелик, что ты три раза вырвал из моих рук добычу? Ты спас Карягина, Котляревского и Ильяшенку».
Когда Аббас-Мирза заявил, что «Карабах мой!», Вани сказал: «Если Карабах твой,  зачем же персияне режут твоих подданных? Так поступают в стране чужой и враждебной. Никогда царь не истребляет своих подвластных, а, напротив, стремится преумножить число их. Чем более подданных, тем могущественнее и славнее царство».

Аббас-Мирза, ничего не ответив, отпустил Вани, но приказал приставить к нему шпионов, которые должны были следить за каждым его шагом. «Вани заметил это и не замедлил воспользоваться таким обстоятельством. Выйдя из ставки наследного принца, он прямо направился к заключенным армянам, находившимся в персидском стане, и сказал им: “Не бойтесь! Наследный принц сказал, что Карабах его и что вам скоро даруют свободу. Теперь никто не осмелится прикоснуться к вам”. Слова эти тотчас переданы были Аббас-Мирзе, но вместо гнева, которого все ожидали, принц потребовал к себе Вани, надел на него почетный халат и сам опоясал его драгоценной саблей, видимо, желая привлечь к себе умного и влиятельного армянина не страхом, а лаской», - пишет Потто, отметив, что тогда же и последовал приказ, чтобы никто не осмеливался трогать армян, и резня, действительно, прекратилась. А Аббас-Мирза теперь объявил, что с этих пор будет расплачиваться за головы армян не червонцами, как прежде, а головами тех, кто их принесет.

Далее последовала безуспешная попытка Аббас-Мирзы склонить на свою сторону защищавших Шуши армян, суть которой заключалась в том, что по его приказу к крепостным стенам было подогнано несколько сот армянских семей вместе с архиепископом Саркисом. Под угрозой перебить этих несчастных персияне заставили архиерея уговорить армян ради спасения стольких человеческих жизней сдать крепость. Но защитники крепости отказались это сделать, мотивируя это тем, что лучше погибнут несколько сот человек, чем весь народ подпадет под тяжелый гнет кизилбашей.

«Попытка, таким образом, не имела успеха. Чем бы окончилась эта неудача для наших пленников, трудно сказать, но через несколько дней весь персидский стан был объят необычайным смятением. Пришло известие, что персидские войска разбиты под Шамхором и что Мадатов взял Елизаветполь», - пишет Потто, добавляя, что, воспользовавшись этой суматохой, и Вани, и Саркис, и Мелик-Бегляров ночью бежали из лагеря. А персияне, сняв блокаду Шуши, поспешно двинулись к Елизаветполю, где 13 сентября 1826 года разбитый в сражении наголову Аббас-Мирза, бежал за Аракс.

Факт пребывания мелика Вани и архиепископа Саркиса в персидском стане по наветам было представлено в качестве измены, и, учитывая хаос и отсутствие возможности разобраться, Вани без суда и следствия административным порядком был выслан в Баку, а архиепископ Саркис, привезенный под конвоем в Тифлис, подвергнут суду как гражданскому, так и духовному, который предварительно должен был снять с него архиепископский сан. «Но самое строгое и тщательное расследование обнаружило только гнусную клевету, возведенную на обоих, и оба они были совершенно оправданы: Вани был возвращен из Баку и обласкан Паскевичем, а архиепископ Саркис отправлен обратно на прежнюю свою кафедру в Карабах; тогда же, через некоторое время, когда Эриванское и Нахичеванское ханства были присоединены к России, управление этой новой, обширной епархией поручено было ему с саном митрополита, а на его место в Карабах назначен был родной племянник, митрополит Багдасар. Так рассеялись черные тучи, и Вани, и Саркис стали пользоваться в народе еще большим уважением, чем прежде», - пишет Потто.
Вани дожил до маститых лет и скончался в 1854 г. в своем имении Касапет 75 лет от роду, оставив долгую память о заслугах братьев Атабековых.

Отметим, что исследование Василия Потто «Первые добровольцы Кaрaбaхa в эпоху водворения русского владычества (мелик Вaни и Акоп-юзбaши Атaбековы)», посвященное истории рода Атабековых, основано на разнообразных источниках, что позволило автору наиболее точно описать историю и образ отважных армянских добровольцев из старинной армянской династии Атaбекянов, а также осветить период вхождения Восточной Армении в состав Российской Империи и исторические события первой четверти XIX века.