Ваш надежный источник

Сайт Panorama.am уже писал о том, что в рамках проекта «Обыкновенный геноцид» готовится к изданию сборник «Бакинская трагедия в свидетельствах очевидцев», в котором будут представлены воспоминания-интервью около 50 беженцев, ныне проживающих в США. На основании этих свидетельств создан фильм «Геноцид длиною в век. Черный январь Баку», презентация которого состоялась год назад.

К 26-й годовщине геноцида армян в Баку Panorama.am продолжает публиковать главы из будущего сборника, предоставленные редакции руководителем проекта «Обыкновенный геноцид» Мариной Григорян.

Олег Петросян. Проживал в Баку, вначале в Монтино, затем в поселке Ахмедлы.

В Баку я жил с 58-го года, учился в школе №200 на улице Инглаб, недалеко от армянского кладбища. Работал в опытно-экспериментальном цехе Бакинского производственного объединения «Радиостроение» (в народе называли «Радиозавод»). Когда произошли события в Сумгаите, это был шок. Причем шок обоюдный, не только для армян.
Узнал я об этих событиях на работе. Мое место было у стеклянной перегородки, отделяющей кабинет начальника цеха. Один из инженеров-технологов, Бабаев Яшар, жил в Сумгаите. В тот день он опоздал на работу, а когда явился, три мастера и начальник цеха вдруг закрылись в этой самой комнатке и что-то там бурно обсуждали. И я все слышал.

Бабаев рассказывал о том, что творилось в Сумгаите. Говорил об убийствах, погромах, грабежах, о том, как одних зарубили топором, других сожгли. Не верилось, не укладывалось в голове даже у азербайджанцев. Но жизнь наша с этого момента разделилась на до и после. Правда, вначале азербайджанцы – соседи, сослуживцы, просто знакомые – испытывали определенное чувство вины, это факт. Но потом все изменилось. И сигнал к событиям в Баку был дан 18 июня 1988 года, на заседании Верховного Совета СССР, когда Горбачев, грубо перебив выступающего Генриха Игитяна, заявил:«А вы вообще знаете, что такое Геноцид?» И добавил: «А вы подумали, что может случиться с двумястами тысячами жителей Баку армянской национальности?»

А потом начались митинги и демонстрации на площади. В городе ощущалось сильнейшее напряжение. Я конкретно столкнулся с этим 2 декабря 1988 года, когда работать уже стало практически невозможно. Нас, армян, пригласили в партбюро и предложили уйти в отпуск, сказав, что все это, видимо, скоро закончится. Жена работала в Доме офицеров флота и должна была у себя оформить отпуск, нашего маленького ребенка она взяла с собой на работу. И я поехал за ними. Приехал в центр города, смотрю – у Железнодорожного управления людей пруд пруди. Все туда-сюда бегают, автобусы не ходят, небольшие частные автобусики (алабаши) набиваются битком. Я кое-как сел, чувствую уже, что нужна конспирация. Доехали до Баилова. Разговоры только об одном: «Вот мы скоро всех выгоним, все квартиры будут наши», и так далее.

Забрал их. Около восьми часов вечера мы втроем спустились в метро. Дождались поезда, сели. Жена с сыном сели у крайней двери, я стою перед ними, у окна. Рядом сидел взрослый мужчина лет пятидесяти вполне интеллигентного вида. Вагон битком забит. И вдруг на одной из станций в самую первую, дальнюю от нас дверь ворвалась группа молодчиков с криками: «Вот вы, бакинцы, здесь сидите, а там нас режут». Руками показывают на себе, как, мол, режут, а потом говорят: «Готовьте паспорта, посмотрим, кто здесь армяне». Замкнутое пространство, куда деваться? В это время поезд остановился на станции «Нариманово». Я стою лицом к стеклу и смотрю на перрон. Из той же передней двери внезапно вырывается молодой человек и очень быстрым шагом идет вдоль поезда в мою сторону...

Уже 26 лет прошло, а это лицо стоит у меня перед глазами – молодой красивый парень, чем-то похожий на молодого Хорена Абраамяна из фильма «Песня первой любви». Он идет быстро-быстро, почти бегом, за ним – клубок тел, человек двадцать минимум. Нагоняют его прямо перед моими глазами, окружают. Голова парня исчезает, и они начинают топтать его. Дальше – как кинохроника: объявляют, закрывают двери и наш поезд трогается, в это же время раздается гудок прибывающего на другую сторону поезда. И будто по команде толпа мгновенно срывается на противоположную сторону, прямо к краю перрона...

Думаю, этого молодого армянина просто бросили под поезд. И одна мысль уже столько лет мучает меня: он не вернулся домой в тот вечер. И родные, возможно, даже и не знают, что с ним стало, может быть, даже надеются, что он просто пропал...

Я стоял оглушенный, под впечатлением от увиденного (жена сидела спиной к окну и не видела ничего) и лихорадочно думал, что делать. Эти люди двигаются по вагону, проверяют паспорта, ищут армян. Приближаются к нам. Единственное, что пришло в голову – надо выходить. А они уже в трех шагах от нас, вагон переполненный. Поезд приближается к остановке, я говорю «выходим», пропускаю вперед ребенка, за ним жену, протискиваться приходится через толпу пассажиров. Эти люди уже в метре от меня. И тут русская женщина, пожилая, обращается к ним: «Сынки, что вы делаете? Чего хотите?» Они ей: «Закрой рот, мамаша, тебя никто не трогает». Остановка, двери открылись, мы уже в полуметре от выхода и вдруг этот сидевший рядом с женой «интеллигент» кричит: «Армяне, бейте их!». Мгновенно сработал инстинкт толпы и психологического момента того времени, этой массовой шизофрении. На наши головы посыпались удары. Двери вагона открылись, но толпа плотно стоит на нашем пути – куда деваться? Так просто не выйдешь, толпа хочет вломиться в вагон, со всех сторон бьют, очки вдребезги, шапка куда-то улетела... Я ногой упираюсь куда-то назад, в чей-то, может быть, живот, потом вторая нога моя уходит туда же, и как поршень, раздвигая толпу, я выталкиваю жену к двери. Ее с сыном выпустили – женщина все-таки и маленький мальчик. А я падаю, потому что точки опоры у меня больше нет.

Удары продолжают сыпаться. Если бы я стоял вертикально, я бы оттуда не вышел. Оказавшись на полу между ног, где пространства чуть больше, чем наверху, я просто карабкаюсь между ног, выползаю на перрон... И ни один из тех, кто избивал и преследовал нас, не смог выйти вслед за мной. Двери закрылись, поезд отъезжает, а мы втроем сразу за колонны спрятались. Я им говорю, мол, стойте, не дышите, не двигайтесь, ни звука... Счастье, что наш сын за все время даже не заплакал. Затаились. Два офицера русских стоят недалеко, метрах в четырех-пяти. Жена говорит: «Я пойду к ним...» Я: «Стой, не привлекай внимание». Там еще оставались несколько человек. Она не послушала, пошла, говорит: «Помогите нам, пожалуйста, нас чуть не убили». А они ей – поднимитесь по лестнице, там пункт милиции находится. Мы, естественно, никуда не пошли, минут тридцать стояли у этой колонны, пока проехали несколько поездов и более-менее пустые составы пошли. Мы тихонько вошли в вагон, доехали до нашей станции, оттуда на маршрутке добрались до дома. Все, больше мы не выходили из дома, пока отец и его друзья не достали билеты на поезд – на 7 декабря 1988 года.

За это время нам по телефону постоянно рассказывали о сожженных машинах, избитых людях... 7 декабря мой товарищ приехал за нами, довез до вокзала. Вокзал был оцеплен, никого кроме армян на перрон не впускали, друг мой пытался пройти со мной, милиция остановила, но он сказал, пока не посажу их в купе, не уйду. Прорвался, посадил нас, в вагоне были солдаты советской армии. И таким вот образом нас вывезли в Ереван...
А в 1989 году я вернулся в Баку, в те же дни. Год прошел, подумали, что вроде там затишье, надо что-то делать с вещами, с квартирой. Прилетел, начал возиться по всем этим делам. Телевизор включал, смотрел. Толпы беснующихся, Везиров выступал, пытался успокоить, говорил, что, мол, съезд (имеется в виду съезд Совета народных депутатов СССР в Москве. – Прим. ред.) скоро должен начаться, с каким лицом я на съезд поеду. Cловом, ситуация по-прежнему была кошмарная, и я думаю, что то, что произошло в январе 90-го, могло случиться уже в декабре 89-го, но страх перед тем, что сразу после погромов надо ехать в Москву на съезд, сдерживал их. 

Но, как выяснилось, недолго. В этот второй раз нас опять привезли в аэропорт в январе 90-го, и только там мы узнали, что здесь уже третьи сутки идут погромы. Прямо в зале аэропорта были кучки пепла на месте костров: говорили, что здесь избивали армян, отбирали у них вещи и сжигали. Эти следы от пожарищ я видел своими глазами... Но мы все равно вынужденно сидели и ждали самолетов, хотя надежд выбраться было мало. Просто возвращаться уже было некуда. Ждать пришлось десять часов, потом вдруг вернули рейс, кажется, в Свердловск, специально, чтобы забрать армян. Командир судна буквально вогнал в самолет так много людей, что мы летели, как в автобусе, тесно стоя над головами тех, кто сидел. Вот так мне во второй раз удалось бежать из Баку.

Нашу семью – то ли в шутку, то ли с горечью – я называю потомственными беженцами. Мои дедушка и бабушка и с папиной, и с маминой стороны – выходцы из Карса, в годы Геноцида, в 1915–1916гг., им пришлось бежать оттуда. Мамины родители осели в Майкопе, папины – в Краснодаре. В 1950 году папину семью выслали из Краснодара. Ему было тогда всего 16 лет. Их сослали в Кустанай, в Казахстан, где они жили в каком-то глухом поселке, пока в 1946-м разрешили вернуться в Ереван. Так и получилось, что все мы беженцы: бабушка – в первом поколении, отец – во втором, я – в третьем, а мои дети, получается, беженцы уже в четвертом поколении.

Сан-Франциско, Калифорния. 31 марта 2014г.

Напомним, что 13-19 января 1990 года в Баку был совершен масштабный погром армянского населения, ставший кульминацией геноцида армян в Азербайджане в 1988-1990гг. После погромов в Сумгаите (26-29 февраля 1988г.) в Баку начались преследования, избиения, убийства с особой жестокостью, публичные глумления, погромы отдельных квартир, захват имущества, насильственные выселения и незаконные увольнения с работы армян. К январю 1990-го года из 250-тысячной общины в Баку оставалось около 35-40 тысяч армян – главным образом инвалиды, пожилые и больные люди и ухаживавшие за ними родственники. С 13 января 1990г. погромы обрели организованный, целенаправленный и массовый характер. Существуют многочисленные свидетельства о зверствах и убийствах, совершенных с исключительной жестокостью, включая групповые изнасилования, сожжение заживо, выбрасывание с балконов высоких этажей, расчленения и обезглавливание.

Точное число жертв геноцида армян в Баку до сих пор неизвестно – по разным данным, было убито от 150 до 400 человек, сотни искалечены. Погромы продолжались неделю при полном бездействии властей Азербайджана и СССР, внутренних войск и многочисленного Бакинского гарнизона Советской армии. Те, кому удалось избежать гибели, подверглись насильственной депортации. Лишь 20 января 1990 года в Баку для установления порядка были введены советские войска.

Подробнее см. на сайте KarabakhRecords