Ваш надежный источник

Аббас I стремился «разделить Армению и армян», он, по свидетельству Даврижеци, разорял Армению также для того, чтобы у изгнанного населения при виде этого дрогнуло бы сердце и оно не вернулось бы обратно. С целью обеспечения необратимости размещения армянского ресурса в исконной Персии он переселил в Исфахан Католикоса Давида IV Вагаршапатци и сопредстоятеля Меликсета (Меликседбека) Гарнеци. Аббас I действительно намеревался выкорчевать из армянской памяти корни отчего древа и переместить престол национальной веры во внутреннюю Персию. Об этом пишет армянский журналист и исследователь Арис Казинян в своей книге «Ереван: С крестом или на кресте», являющейся попыткой фиксации и осмысления чрезвычайно пестрого спектра процессов, прямо или опосредованно слагавших характер развития данной территории, предопределив неизбежность превращения именно Еревана в главный центр Восточной Армении, а позже – в столицу восстановленного армянского государства.

Но предоставив армянам неслыханные свободы и привилегии, шах так и не стал полноценным их хозяином. «Много раз слышал Аббас, что в Армении могилы отцов и предков их, монастыри, места паломничества, гробницы святых, а особенно Престол Эчмиадзинский, где покоится святая десница Григора Лусаворича, которой освящается святое миро, и оттуда оно распространяется среди армян всего мира, где бы они ни были. Поэтому весь народ армянский повинуется лишь святому Эчмиадзинскому Престолу и католикосу, восседающему там. Слова эти говорили люди не только невежественные и незначительные, но и знатные и благоразумные», - пишет Даврижеци.

В результате ради окончательного разделения «армян и Армении» шахиншах выразил готовность на беспрецедентный шаг – перенести Первопрестольный Эчмиадзин в свою столицу. «Аббас твердо и неизменно решил уничтожить святой Эчмиадзин, пресечь бывший там католикосат, привезти десницу Лусаворича и камни Эчмиадзина в Исфахан и возвести там Новый Эчмиадзин, чтобы там восседал католикос. Он выделил в Исфахане место, где хотел построить Эчмиадзин».

«Ситуация усугублялась тем, что тогда же Ереваном и Эчмиадзином отнюдь не случайно заинтересовались католики (в летописях они назывались «франками»). Визитеры прибыли в Араратскую долину с картами, с указанием местонахождений могил святых, причем им удалось выкрасть мощи святой девы Рипсиме и перебраться в Ереван. Показательно, что именно ереванцы сумели пресечь попытку вывоза католиками клееночной торбы с мощами», - пишет Казинян.

Переселение действительно могло оказать самое пагубное и необратимое воздействие на перспективы «армянского Еревана», тем более, что к началу XVII в. население уже представлялось весьма организованным сообществом. Посему депортация наиболее дееспособной его части могла приостановить городское развитие. Большинство же выселенных погибло в пути, особенно много – при переправе через Аракс. Сообщается, что до внутренней Персии добралось не более 120 000 человек. Собственно ереванцы и джугинцы и должны были превратить Исфахан в один из центров мировой торговли.
А в Ереван, по сообщению Антонио де Гувеа, были переселены магометане, а не христиане-армяне, которых шах выселил вглубь Персии. Дипломат передает направленность и общую динамику демографических процессов, однако сведений о том, что после Большого сургуна в Ереване вообще не осталось армянских семей, ни он, ни кто-либо другой не сообщают, отмечает Казинян.

«Напротив, у хронистов сохранились упоминания о ереванских армянах и даже «состоятельных горожанах». Сообщается, к примеру, что в 1607 г. Ходжа Григор построил с западной стороны церкви Катогике часовню, подарил ей старинные рукописи и драгоценную утварь. Известно также, что в 1620 г. именно в церкви Катогике и начал проповедовать Мовсес Татеваци, который годами позже будет избран Католикосом всех армян. Тогда же ереванские беглые семьи, скрывавшиеся еще со времен «продовольственной разверстки» в скальных урочищах и гротах Гегамского хребта и плато Арагацотн, вернулись в покинутые дома», - пишет он, добавляя, что город возрождался из пепла.

Достоверную панораму Еревана рисует Закария Канакерци: «И осталась страна Араратская пустынной и безлюдной. Поэтому в стране размножились звери, устроили себе логова в селах и домах и рожали там детенышей. И были звери те: леопард, медведь, гиена, волк, лиса, куница, еж и другие, подобные им, крупные и мелкие. И не осталось человека, чтобы прогнать их, и они смело бродили всюду. Но смелее других зверей были волки. Так как оставшиеся здесь люди были старики, старухи и немощные, которые не могли уйти со всеми, то волки приходили, раздирали их и пожирали. И поедая бессильных, привыкли они к человеческому мясу и стали пожирать и здоровых, если встречали их, почему и были прозваны волками-людоедами».

Подобные сюжеты наглядно иллюстрируют не только панораму запустевшей местности, но также свидетельствуют о том, что армянское население Араратской области в малом количестве, но все же сохранилось. Именно этому контингенту и суждено будет сыграть выдающуюся роль в последующем процессе отстаивания перспектив армянского Еревана; он и станет ядром притяжения новых миграционных потоков армянского населения также из западных земель исторической родины. Из Вана и Битлиса, Муша и Хнуса собиралось городское население именно в Ереване, чем обозначило старт процессу формирования ереванца нового типа, пишет Казинян.

Демографические процессы в Ереване развивались не хаотично. Ими управлял новый ереванский беглярбек Амиргун-хан. Если в 1603-1604 гг. он лично размещал армянское население Араратской области под стенами завоеванной крепости и оттуда этапировал во внутреннюю Персию, то через год шахский наместник сам координировал произвольно стартовавший процесс «переселения уцелевшего люда» в Ереван, отмечает он.

«Отправился он в пределы Вана и Муша и, полонив жителей, привез пленных и поселил в областях, находящихся в Ереванской долине. И по сей день благоустроены села меж Ереваном и Эчмиадзином: Кялар, Гокгумбет, Кавакерт, Паракар, Сабад и другие, в коих поселил он взятых в плен в османских областях», - свидетельствует Закария Канакерци.

Согласно Казиняну, подобное изменение демографической политики Сефевидов обуславливалось изменением подходов самого шаха Аббаса в отношении армянского населения. Переселив наиболее дееспособный пласт в Персию и изолировав таким образом друг от друга «островки армянской жизни», он вознамерился сконструировать вдоль северо-западного отрезка границы антиосманский рубеж из «армянских кирпичиков». Тем более что сами «кирпичики» без его ведома и дозволения уже собирались в Ереване. Потому и поддерживалась им политика по поощрению армянских начинаний на границе, что и нашло отражение в деятельности Амиргун-хана.

«Впрочем, очевидно и другое: не останься в Ереване градообразующего армянского пласта, превратился бы он в заурядный бастион посреди Араратской полупустыни. Не будет преувеличением сказать, что в первой четверти XVII в. город трансформировался в редчайшее во всей Армении место, куда съезжался уцелевший в разных районах библейского нагорья люд. Ереван собирал армян по крупицам. Новые горожане обустраивали город, вложив в него весь свой созидательный потенциал, все свои эмоции, накопленные в предшествующие времена», – пишет Казинян.

В Ереване Мовсес Татеваци восстановил Пустынь св. апостола Анании, открыл школы в Араратской области (Ованаванк, Сагмосаванк), также добился от Исфахана прекращения злоупотреблений чиновников и освобождения Церкви от налогов.

В 1616 г. - на четвертый год подписания турецко-персидского договора новый султан Ахмад I предпринял неудачную попытку «вернуть Араратскую столицу» под османский контроль. Вслед за ним завладеть городом пытался его душевнобольной брат Мустафа I. А после смерти в 1629 г. шаха Аббаса и восшествием на персидский престол в Исфахане его внука Сефи I семнадцатый султан Османской империи Мурад IV в августе 1635 г. все же завладел Ереваном. О чем «в помпезных тонах» сообщала османская хроника.

Тогда же было принято решение о восстановлении Ереванской крепости, для чего были отобраны пленники. После завершения этих дел в качестве стражи Ревана были назначены янычары и другие воины, всего двенадцать тысяч человек. Был одобрен состав управляющих городом новых османских вельмож во главе с Муртаза-пашой. Но вскоре ереванские армяне и новый персидский беглярбек Тахмасп-хан, сын Амиргун-хана, отбили город у турок, чем, впрочем, спровоцировали новый виток напряженности, пишет Казинян.

А в 1636 г. шах Сефи осадил Ереван со стотысячным войском; в результате ряда сражений османский правитель Муртаза-паша был убит, вельможи - Шехиджан-паша, Ибрагим-паша и Мумин-паша - пленены. Новым владетелем Еревана стал Кялб-Али-хан.

Контуры автономии Араратской области с центром в Ереване получили более зримые и четкие очертания после подписания в 1639 г. очередного Османо-персидского мирного договора. Этому предшествовали два немаловажных события.

Во-первых, Католикос Пилипос (Филипп) I Албакеци - преемник похороненного в Ереване патриарха Мовсеса III, вернул на родину десницу св. Григория Просветителя, находившуюся с 1612 г. в сефевидской столице Исфахане.

Знаковость этого события в том, что представители национальной элиты уже позволяли себе демонстративные выступления против «заветов Аббаса I» по смещению фокуса армянской идеологической жизни в исконную Персию. Примечательно, что сама десница переправлялась (в свое время) в Исфахан по личному распоряжению Ереванского беглярбека Тахмаспа, соответственно – новые армянские предводители вполне открыто выступили и против непосредственного управляющего Араратской областью. 

Во-вторых, тогда же османы предприняли новую попытку взять под свой контроль Ереван; султан Мурад IV (который четырьмя годами ранее овладел городом, но не сумел долго удержать его) приказал восточным пашам собрать войско и вновь осадить Араратскую столицу. В Ереванском походе участвовало более сорока тысяч воинов, в числе которых было и пятьсот татар, выделенных султану крымским ханом. Однако в сражении под стенами Ереванской крепости османы потерпели поражение. В мае 1639 г. стороны заключили Касри-Ширинский мир, «подаривший» Еревану восьмидесятилетнюю передышку. Город остался в составе Персии, пишет Казинян.

В 1642 г. скончался Сефи I и персидский трон унаследовал его сын Аббас II, слывший пьяницей и безвольным правителем, подверженным прихоти придворной знати. Его двадцатипятилетнее правление отметилось экономическим ростом, что признавалось и многими европейскими путешественниками, посещавшими Персию. В числе причин, обусловивших хозяйственный подъем, –  мир с Османской империей, а также предоставление шахом новых льгот и привилегий исфаханским армянам. После урегулирования конфликта с Россией в 1654 г. Аббас II активизировал и двусторонние торговые отношения, прерванные трехлетней войной на Кавказе. 

«Сказанное вовсе не означает, что красноголовые (кызылбаши) питали какую-то особую привязанность к армянам. Напротив, в условиях перманентно взрывоопасной ситуации на османской границе им необходим был армянский оборонительный рубеж, способный не только развивать границу, но и отстаивать «свою долю независимости»; в отличие от конфликтующих между собой тюрков, армянам еще «было что терять» в библейской долине Арарата. Естественно, в любой момент подобный расклад вещей мог измениться кардинально, и - тем не менее - история действительно позаботилась подарить древнему городу восьмидесятилетнюю передышку», - пишет он.

Ереван, конечно, оставался в составе Сефевидской империи, и вполне естественно, что на шиитский манер перестраивались уже суннитские культовые сооружения. Но город развивался именно как армянский центр. Пилипос I укрепил связи подчинявшихся Эчмиадзину церковных епархий Персии с армянским приходом в Османской империи. Столь  дерзкий, с точки зрения оттоманских властей, шаг вызвал гневную реакцию последних, которые в противовес Эчмиадзину провозгласили предводителем Армянской Церкви Константинопольского патриарха Егиазара. Впрочем, уже ничто не в состоянии было помешать араратским армянам жить не только «сегодняшним» днем, но и «завтрашним», строить планы и перспективы.

«Перспективы строились в том числе из туфа. В Ереване была полностью отреставрирована Пустынь св. Анании с новой церковью (Пресвятой Богородицы), а также трапезной и монастырской школой, слава о которой (как об этом сообщали современники) доходила до крайних рубежей Османской и Сефевидской империй, православных Грузии и Греции. В аспекте рассматриваемого вопроса особенно показателен факт спонсорской поддержки зажиточного слоя новых ереванцев в закладке этого важного очага национальной жизни», – пишет Казинян.

А об усилении армянских позиций в Ереване свидетельствует и то обстоятельство, что управляющими функционировавшего тогда в городе Монетного Двора стали армяне, о чем оставил сообщения Закария Акулисский, чей брат Симон-Шмавон выкупил у шаха Монетный Двор, а вместе с ним и высокую должность главного таможенного надсмотрщика в беглярбекстве. Ереванский Монетный Двор чеканил абаси в два золотника (абаси – персидская серебряная монета, равная в XVII в. 200 дианам или 20 копейкам серебром).

Все это указывает на то, что к середине XVII в. городская среда взрастила сословия.

Продолжение следует.

Напомним, что книга Ариса Казиняна «Ереван: с крестом или на кресте» рассказывает об общественно-политической истории Еревана и ереванской местности (как среды обитания) с периода провозглашения христианства по начало XIX в. В книге, помимо демонстрации основанных на архивных документах и источниках исторических фактов, рассматриваются основополагающие тезисы азербайджанской историографии и пантюркистской идеологии, призванной, фальсифицируя историю, как армянского народа, так и народов региона, присвоить их историческое, культурное и духовное наследие.