Ваш надежный источник

Первоначально осада Еревана поддерживалась отрядом Константина Бенкендорфа, который в середине июня получил приказ передислоцироваться на юг, куда в июле 1827 г., с продвижением Паскевича в Нахичеванское ханство, сместился центр войны и, таким образом, Ереванская осада осуществлялась Двадцатой дивизией Красовского. Об этом пишет армянский журналист и исследователь Арис Казинян в своей книге «Ереван: С крестом или на кресте», являющейся попыткой фиксации и осмысления чрезвычайно пестрого спектра процессов, прямо или опосредованно слагавших характер развития данной территории, предопределив неизбежность превращения именно Еревана в главный центр Восточной Армении, а позже – в столицу восстановленного армянского государства.

Но непривычная для русского воинства жара, разрушительно влияющая на нее, вынудила Красовского снять блокаду крепости и отодвинуть позиции в Эчмиадзин, где «в отличие от полевых условий имелась вода и редкая тень при монастырях».
Оставив в Эчмиадзине батальон Севастопольского полка, пять орудий и конную Армянскую сотню, которая сама просилась защищать родной монастырь, Красовский с остальными войсками 30 июня двинулся по дороге на Ушаканы (Ошакан), где отряд ночевал в тот день за рекой Апаран.

С отходом дивизии Красовского персы активизировали усилия по укреплению Ереванской крепости. Сардар решил расширить эспланаду Ереванской крепости, не пожалев ради этого свой великолепный дом и чудный сад, который был беспощадно вырублен до последнего дерева.

«Рассказывали насмешливо, что сардар пробовал отлить какую-то чудовищную пушку, которая одним выстрелом должна была положить лоском добрую часть русского корпуса, но что это предприятие не удалось ему, так как на всю дульную часть пушки будто бы не хватило растопленного металла», - пишет Казинян.

Агентура сардара, в свою очередь, пыталась посеять панику среди горожан, озвучивая мысли о том, что отход Красовского - это историческая закономерность, точно такая же, которая в свое время вынудила отступить генерала Цицианова.

Обороноспособность крепости строилась, таким образом, не только посредством расширения эспланады, но и сужения спектра муссируемых мыслей, пишет Казинян.
Русская же армия, под благотворным влиянием прохлады предгорья Арагаца, приняла решение переждать жару и начать штурм Ереванской крепости после того, как она спадет. А батальон под командованием тифлисского военного губернатора генерал-лейтенанта Николая Сипягина отошел еще дальше – в район Гюмри.

Персидский принц Аббас-Мирза, армия которого проигрывала в Нахичеванском крае, воспользовался неравномерным распределением сил. Оставив на юге немногочисленный воинский контингент, который должен был не только вести боевые действия, но и создавать иллюзию присутствия принца, он стал стягивать основные ресурсы в Ереванском направлении, где в начале августа уже концентрировалась тридцатитысячная персидская армия.

Армянское население Еревана, конечно же испытывало испуг, усугублявшийся выходом большинства руководителей ереванского восстания навстречу русским. Тем более, что в крепость прибыли известные своей ненавистью к армянам – они воздействовали на христианское население устрашающе.

Однако предводитель ереванских армян мелик Саак работал грамотно и хладнокровно. Через армян, внедренных им в персидский гарнизон, он поддерживал постоянную связь с архиепископом Нерсесом, а через него с генералом Красовским.

«Особенно важно подчеркнуть, что русские полностью доверяли армянскому предводителю, числившемуся на персидской службе. Он добывал информацию, принимал и провожал лазутчиков, передавал последние данные. Благодаря его деятельности и стало известно о стягивании в Ереван главных сил персидской армии и о намерении престолонаследника выступить против Эчмиадзина», – пишет Казинян.

Штаб и главные силы персидской армии, между тем, расположились в центре стратегического треугольника русской армии Ереван – Эчмиадзин – Джангили, в историческом селе Ошакан. Казинян отмечает, что помимо своей стратегической значимости, местность характеризовалась и глубоким идеологическим содержанием: именно здесь в 440 г. был похоронен человек, который по праву почитается армянами главным гарантом этнокультурного иммунитета - создатель национального алфавита Месроп Маштоц.

«Изобретение им письмен имело место в судьбоносный период армянской истории, когда над перспективами разделенной между Византией и Сасанидским Ираном нацией висел дамоклов меч ассимиляции. Письмена стали фундаментом армянского иммунитета, залогом преемственности национальных ценностей и национальной самости», – отмечает он.

Примечательно, что судьба армянской нации, спустя 15 веков после представления армянского алфавита и совсем недалеко от могилы его изобретателя Месропа Маштоца, вновь решалась в Ошакане.

К тому времени персидская армия бомбила главный оплот армянской веры – Эчмиадзин.

Продолжение следует.

Напомним, что книга Ариса Казиняна «Ереван: с крестом или на кресте» рассказывает об общественно-политической истории Еревана и ереванской местности (как среды обитания) с периода провозглашения христианства по начало XIX в. В книге, помимо демонстрации основанных на архивных документах и источниках исторических фактов, рассматриваются основополагающие тезисы азербайджанской историографии и пантюркистской идеологии, призванной, фальсифицируя историю, как армянского народа, так и народов региона, присвоить их историческое, культурное и духовное наследие.