«Голос Армении»: Шедевр в своем роде. Пораженный, сраженный, обескураженный и озадаченный Соловьев
Газета «Голос Армении» в номере от 20 апреля пишет: «Разные приходилось читать материалы. Сильные и слабые. Честные и лживые. Патетические и провокационные. Казалось бы, удивить трудно. Но вот прочитал материал редактора haqqin.az Эйнуллы Фатуллаева о беседе в Баку Владимира Соловьева с Ильхамом Алиевым - шедевр в своем роде…
Казалось бы, с визитом Соловьева все более или менее понятно: российский журналист рассказал о нем в своей авторской программе на радио. Отметил, что заранее обговаривал, чтобы в Баку ему подарков не дарили, подчеркнул, что позиции своей по нагорно-карабахскому конфликту не изменил, сообщил о темах, которые затрагивались.
Но рассказ Соловьева произвел на Эйнуллу странное впечатление: он впал в экстаз и разразился статьей под громким заголовком "Мастер власти и мастер слова – tet-а-tet". Уничижительное подобострастие видно уже из заголовка и первого предложения: "Это была встреча мастера власти с мастером слова". Дальше - больше. Фатуллаев пишет, что, "преодолев сотни километров", Соловьев "спешил" на встречу с Алиевым. Пишет так пафосно, словно Соловьев преодолевал сотни километров не самолетом, а шел пешком, как Ломоносов, и так "спешил", что последние километры просто бежал, а не ехал в комфортабельном автомобиле службы протокола азербайджанского президента…
И вот, добежав-таки до Алиева, Соловьев, по Фатуллаеву, "был поражен и сражен харизмой личности, привнесшей новые веяния в политику современного постсоветского региона"… Хорошо сказано, не правда ли? Вот только Соловьева жалко, ведь упадет же со стула, когда прочтет, как он был поражен и сражен…
Но, если вы думаете, что Соловьев был только "поражен и сражен", ошибаетесь. Из статьи Фатуллаева следует, что далее Соловьев к тому же был еще и "обескуражен и озадачен". Именно такой вывод сделал Фатуллаев из сказанной Соловьевым следующей фразы: "Встреча состоялась в 10:00, и он (Ильхам Алиев) уже был на работе"… То есть господин Фатуллаев был очень поражен тем, что, назначив встречу с Соловьевым на 10 утра, президент Азербайджана пришел на нее вовремя. Фатуллаеву виднее, может, действительно есть от чего обескуражиться и озадачиться…
Затем Фатуллаев исполняет осанну Алиеву, отмечая, что Гейдарович – политик "с человеческим лицом". Оказывается, у Алиева есть природный дар "очаровывать собеседников, завоевывать их сердца, покорять их глубиной ума, широтой мышления и высотой интеллекта". И все это (глубина, широта и высота) обрушилось во время встречи на бедного Соловьева, который, приезжая в Баку, оказывается, "жаждал достучаться до истины".
Как вы думаете, что подвигло Фатуллаева на подобные выводы? Оказывается, сказанная Соловьевым вежливая фраза о том, что Ильхам Алиев - "откровенный, благожелательный, и выглядел намного моложе своих лет, и хорошо владеет русским языком". Простой набор дежурных фраз… Неужто Фатуллаев опасался, что Соловьев скажет, что беседовал в Баку со злобным, старым карликом?
… Еще один перл от Фатуллаева: "Природное благородство, скромная аристократичность, тонкое восприятие, острая политическая интуиция, высочайший интеллект и миропознание, мироощущение и эрудиция, присущие Ильхаму Алиеву, восхитили и переманили самого мастера слова". В результате, по Фатуллаеву, с Соловьевым после встречи произошла "метаморфоза", Ильхам Алиев "обратил мастера слова к истине и искренности", но российский журналист не должен забывать, что "Брут для Алиева никогда не станет Братом" (авторская орфография шедеврального каламбура сохранена).
Полагаем, Владимира Соловьева эта статья порядком позабавит. Если он ее, конечно, прочтет.
P.S Вспомнился один эпизод из журналистских будней. Зашел как-то в редакцию один странный товарищ с изданной на собственные средства брошюрой "Формула жизни". И показывая ее, гордо сказал, что к брошюре похвальную рецензию написал сам профессор МГУ. Полистал я пару страниц, понял, что это графоманская дребедень, но заинтересовала "положительная оценка профессора МГУ". Вернулся к началу книги, чтобы прочитать "рецензию". Она состояла из нескольких предложений, но, как и положено, состояла из критической части и позитивной. Критика заключалась в том, что автор предъявил рецензенту свою рукопись..