Невестки, тракторы и лодыри Гегасара
Армине
«Милая, я – невестка, а это муж мой – Армен, а вон та, что говорит с вашими друзьями, – моя свекровь. Меня для сына присмотрела она. С папой возвращались из города на поезде, в котором ехала и она, сказала нам: оставайтесь тут, сядьте со мной, поедем, беседуя. Я ей очень понравилась, она решила сосватать меня для сына. На мне было платье в пол, я была с длинными волосами. В жизни брюк не надевала, не стригла волос, не корректировала брови. Люблю все естественное. Так вот, я ей приглянулась, она рассказала, что сыну пора жениться, расспросила отца, узнала, где живем, но о своих намерениях не сказала. А однажды постучали в дверь, мол, пришли свататься. Мама была против немного, но потом согласилась. Я была влюблена. Да, и другого удобного кандидата не было, я и решила, что это моя судьба. Было это 17 лет назад, дочерям-двойняшкам скоро исполнится 16 лет. Милая, одно знаю точно: заключить брак всегда успеется, мои дочери должны учиться, закончить учебу, найти работу, только потом выходить замуж. А вот этот малой – сын, Карен. Он отличник в школе. Даст Бог, станет врачом, вылечит маму. У меня заболевание щитовидной железы, болят ноги, болею, плохо себя чувствую», – делится мечтами Армине, которая вместе с мужем и тремя детьми живет во времянке.
Говорит, прилегающий к дому земельный участок возделывает с дочерями. Животноводством не занимаются, да и удобств нет – например, хлева. Муж не уезжает на заработки. А постоянной работы у него нет. На вопрос «Как вы живете?» отвечает – «еле-еле», вынимает из духовки испеченный горячий хлеб и предлагает нам. Видимо, вот так – делясь и мечтая, думаю я.
Пособие получают, но «живем, еле-еле сводя концы с концами» остается в силе. Избавиться от времянки надежд нет. Один дом семья уже получила, там живут родители мужа, они же отделились. У них есть приватизированный земельный участок, который не могут возделывать – он далеко, не используется по целевому назначению, превращается в пастбище, не пашут и не сеют.
Руководитель общины Вараздат Григорян говорит, что раньше этой проблемы не было, потому что действовали колхозы и совхозы, парк тракторов, коллективно поднимались в горы, организованно работали и спускались. Усилиями частных лиц возделывание затруднилось, техника перешла в частные руки, с ними трудно договориться – никому невыгодно так работать.
Таким образом, земли остаются необрабатываемыми, люди – бедными и без дела. В селе проживают 700 человек. В регистрационных журналах имена 932 человек. В школе – 69 учеников. 5 первоклассников. Детского сада нет. Дети детсадовского возраста есть. За последний год в селе были созданы два цеха: по переработке молока и производству каменных блоков. 90% мужчин в селе уезжают на заработки за границу. Бюджет села составляет около 21 млн драмов, из них размер государственных дотаций составляет 15,7 млн, а местных налогов – 5,5 млн драмов. Летом единственная рабочая сила в селе – женщины ... да, и еще тракторы.
«Лодыри же. Если житель села будет работать, ведь проживет. Вот именно оттуда идет бедность, стали лодырями», – говорит бывший староста села.
Думаю, кто же стал лодырем: уезжающие на заработки мужья, то есть около 90 процентов деревенских мужчин, или оставшиеся в селе их пожилые родители, женщины и дети, или просто сельчанин не хочет жить как сельчанин? Пособия и «заработки» отрезали жителей сел от их повседневного ритма, и они за рамками цепной реакции работы старого поколения, оторвались от земли. Мужья уезжают на заработки за границу, в селе остаются дети, пожилые и невестки, которые и становятся основной рабочей силой.
Арпине
«Во время сенокоса кто же делает различия между мужчинами и женщинами, милая?! Что же делать. Мы для своих мужей все делаем. Спозаранку доишь скот, отправляешь на пастбище, приступишь к домашним делам, потом уже – вспахать поле, сеять. А вечерами же, у кого дети – с ними берешься за уроки, опять-таки домашние дела. Наверное, потому у нас на селе нет мест для досуга, какой там досуг? Вечерами уставшие, разбитые еле успеваем спокойно посидеть… Если после всего этого нас называют лодырями, что тут скажешь, значит, лодыри», – рассказывает одна из молодых невесток Гегасара Арпине, которая вскоре станет мамой.
Не выдерживаю, спрашиваю: а не обижаетесь на мужа за то, что оставляет вас, уезжает на заработки. «А к чему обижаться, милая, что же мы зимой делать-то тогда будем, как проживаем? Жизнь жителя села – трудная», – говорит она.
Присутствуя при беседе муж Арпине – Ованнес – говорит, что ему скоро снова уезжать, была бы возможность, взял бы с собой и Арпине, но там в одной комнате ютятся порядка 30-40 мужчин – «Как же я ее с собой возьму?». Потом отмечает: была бы работа с зарплатой 150 тыс драмов в месяц, не пришлось бы оставлять молодую жену и уезжать.
Спрашиваю, а как же тоска? «Как-нибудь справимся», – смеясь, отвечают супруги.
Анаит
«Все услышанные до этого от жителей нашего села проблемы умножьте на два, чтобы стали понятны трудности матери-одиночки, разведенной женщины. Мне было 4 года, когда отца не стало. С учебой всегда было сложно, у меня нет ни специальности, ни работы. У меня только дочь, да и на ее долю не выпало счастья, у нее такая беспомощная мать. Не знаю, что со мной будет. Сколько можно смотреть с протянутой рукой на мать, на брата. Ребенок каждый день, возвращаясь из школы, говорит: мама, у того-то есть это, а другой купил себе то-то. Не хочу, чтобы мой ребенок жил, гнув шею перед кем-либо. Не виню ни в чем отца, он был душевно больным, просто его родители, зная это, не должны были женить своего сына, брать грех на душу. 8 лет в их доме я прожила словно заключенная, кое-как убежала, освободилась. В селе и магазинов нет, чтобы устроиться на работу. Наверное, сфера услуг – это единственная, где я бы смогла как-то разобраться. Работать, содержать своего ребенка - вот моё единственное желание. Не знаю, каковы выход и средство для меня в этой ситуации...», – в отчаянии рассказывает Анаит из Гегасара и быстро вытирает слезы, когда видит направляющуюся к нам дочку.
Единственное спасение Анаит видит в отъезде из стоящего перед тупиком села, в поиске жилья и работы в каком-либо городе, в переезде. Через некоторое время после общения с жителями села поняла, почему руководящий селом на протяжении 18 лет староста постоянно повторял: «боже мой, мамочка родная, куда я попал?». К кому в дверь хочешь постучись, с кем хочешь поговори – возникает желание прокричать эти слова.
Я никого не обвиняю, но где-то что-то неправильно. Ровно как неправильно, по мнению моего анонимного собеседника, распределение пособий:
«Выдачу пособий нуждающимся семьям прекращают, но об этом никто не станет говорить, понимаете? Если кто-то со стороны скажет об этом, то и он лишится пособия. Жители села умалчивают, но сердце разрывается, нельзя же так. Из Центрального банка отправляют, чтобы пособия раздавали в областях, так же? А здесь люди приходят и видят, что напротив их имен написано: НЕВЫПЛ., то есть – не выплачивать. Люди – бедны, но находят какую-либо причину, говорят, мол они – не нуждающиеся, и эти средства снова направляются в областную администрацию, люди боятся что-то обрести, жить чуть лучше... а вот кому достаются эти пособия, это самое жестокое и смешное. Поняли? Сердце разрывается от всего этого, и слова лишнего сказать не можем. Да кто мы такие-то? А эта смена власти – ещё одно горе, раньше хоть за магарыч что-то удавалось сделать, сейчас и деньги не берут, и дело не делают». Ещё раз хочется процитировать бывшего старосту села: «Боже мой, мамочка родная, куда я попал?»
Варсик
«Мой муж уже 8 лет, как не отправляется на заработки за границу, раньше, когда я была новобрачной, мечтала, чтобы муж был рядом, но только не такой ценой. Он не здоров, мой муж получил инвалидность второй группы. Он перенес тяжелую травму головного мозга. Куда бы мы ни обращались, чтобы, как человеку с инвалидностью, ему хотя бы часть лекарств предоставляли, повсюду отказывают. В месяц покупаем лекарств на 40 тысяч, получаем пособие в размере 35000, 25 тысяч пенсию... если мои родители помогать не будут, то этих средств не хватило бы и на погашение платы за коммунальные услуги. Государство должно предоставлять эти лекарства...»
«Но это еще ладно, и пенсионер, и принимающий лекарства – я... это наше личное как бы. – прерывает супруг Варсик – Айк, – Если наш голос будет услышан где-то, прошу, напишите также о проблеме с водой. Очень тяжелое положение. И с оросительной, и с питьевой водой. В Лорийской области протекают три реки, и знаете, мы платим больше за воду, чем соседние села, они – 700, а мы – 1000. Или вот власти собирают столько налогов за воду, горы, камни, так пусть отремонтируют эти дороги хотя бы на эти деньги, пусть что-нибудь сделают».
Спрашиваю, задумываетесь ли вы о переезде из села, отвечают:
«Нет, милая, куда нам уезжать, не можем без села, из страны тоже не уедем, по крайней мере, сейчас. У нас 2 сына, они должны служить в армии. У нас же долг перед Родиной, как тут уедешь. Просто пусть за селом чуточку присматривают, обращают внимание, хотим жить по-человечески».
О состоянии дорог староста села говорит: «В прошлом году правительство выделило 6 млн драмов – для ремонта грунтовых автодорог, просто дожди, ливни всё смывают и уносят, решение, наверное, в укладывании асфальта, периодически в этом направлении проводим работы».
«Проблема с питьевой водой – первичная. Не решается годами. Наша вода – стекающая с гор вода, просто недостаточно этого количества. Отсутствие оросительной сети наносит большой удар по селу. По этой причине многие земельные участки используются в качестве пастбищ, орошать не получается. В нашем селе вина за неиспользуемые земли в основном лежит на отсутствии оросительной сети.
В этом году село не участвует в субвенционных программах правительства по причине отсутствия достаточных средств в фондах, но планируем ремонт каптажей питьевой воды и водопроводной линии до идущей до села автодороги. Это стоит 25 млн драмов, 2 млн драмов из которых вкладываем мы», – объяснил староста села.
Кстати, как действующий, так и прежний староста села подтверждают дороговизну воды: и причины знают.
Вараздат Григорян говорит, что дорого платят, поскольку остальные сёла пользуются стекающей с гор водой, а они насосной станцией, в их случае фиксируются как расходы за электричество, так и расходы за воду, из-за отсутствия же сети потери огромные. Только 30% воды доходит до места, или вовсе не доходит. О проблемах проинформировали, сеть должна быть отремонтирована хотя бы в проблемных частях.
Ждут.
Мы тоже ждем, чтобы у правительства появилась четкая программа и разработанная стратегия по развитию сел, а жители сел поняли бы, что именно от них зависит всё, никто не обеспечит им лучшей жизни, если они сами не сделают шаг к лучшей жизни, чтобы непременно пришло осознание того, что за короткие сроки чудес не будет. Залог лучшего будущего на завтра – это правильная и целесообразная работа сегодня. Бедность, быть может, действительно в умах людей, может, действительно, по вине отрешенного от своей жизни и с каждым днем ожидающего помощи и пособия жителя села, если она повсеместная – значит, проблема в системе. Должны быть изменены системы. И проблема не в личностях – будь то в верхах, или нет, наверное.