Ваш надежный источник

Сегодня 74 года со дня рождения «человека со звезды» — Дэвида Боуи. Легендарный музыкант и актёр ещё при жизни повлиял на мировую поп-музыку, продав более 136 миллионов пластинок. Боуи ушёл из жизни в неполные 70 лет, но навсегда остался в сердцах всех землян (и не только их), пишет Lenta.Ru.

А Esquire публикует правила жизни Дэвида Боуи.

Я быстрорастворимая звезда. Надо лишь добавить воды и немного перемешать.

Вряд ли кто-нибудь вспомнит обо мне через тысячу лет.

Даже не могу представить, сколько тысяч раз и сколько тысяч людей подходили ко мне и говорили: «Эй, давай станцуем» (Let's dance, «Давай станцуем», — один из самых известных синглов Боуи. — Esquire). Господи, я ненавижу танцевать. Это же так глупо.

Здесь, в Нью-Йорке, мне часто кричат: Эй, Боуи! Это нормально, меня это устраивает. Потому что в Лондоне все кричат «Дэйв», и за это мне хочется проломить их чертовы головы. Мое имя Дэвид, и я ненавижу, когда меня называют Дэйв. Думаю, кстати, что все об этом хорошо знают.

Я никогда не хотел становиться американцем до конца. Поэтому все, что я покупаю и ношу, сделано в Европе.

Я люблю Нью-Йорк и не могу себе представить, что буду жить где-то еще. Наверное, это удивительно, что я стал ньюйоркцем, ведь я даже никогда не думал об этом.

Я не был знаком с Чарли Чаплиным. Но когда я жил в Швейцарии, он был моим соседом — вернее, его тело. Он был похоронен во дворе англиканской церкви, вниз по улице от моего дома. А потом какие-то мудаки украли его гроб (в 1978 году гроб с телом Чаплина был выкопан и похищен. — Esquire) и стали требовать деньги с его семьи. Это было ужасно, тем более что я знал его родных — это были хорошие люди.

Нет, я не писал Golden Years (песня Боуи, созданная в 1975 году. — Esquire) для Элвиса. Но Элвис слышал мою демозапись, потому что мы оба были на RCA (звукозаписывающая компания, принадлежащая Sony Music Entertainment. — Esquire), а Полковник Том Паркер (менеджер Элвиса. — Esquire) считал, что я должен написать для Пресли несколько песен. Шли разговоры о том, что меня нужно представить Элвису и что мы должны работать вместе, но это все так ничем и не закончилось. А ведь я был бы счастлив поработать с ним. Кстати, как-то раз он прислал мне записку: «Желаю хороших гастролей и всего наилучшего». Я до сих пор ее храню — ведь Элвис не разбрасывался записками.

Однажды я спросил Леннона, что он думает о том, что я делаю. Годится, сказал он, но это просто рок-н-ролл, поверх которого положили немного губной помады.

Я так часто придумывал себе новый образ, что сегодня мне кажется, будто изначально я был располневшей кореянкой.

Мне часто предлагают роли в плохих фильмах. И, в основном, это какие-то бесноватые пидоры, трансвеститы или марсиане.

Сложно жить в гармонии с хаосом.

У меня отсутствует чувство юмора — вот самое большое заблуждение относительно моей персоны. Наверное, когда-то я действительно выглядел серьезным. Но это только из-за того, что я тогда был очень стеснительным. Собственно, именно поэтому в свое время я так накинулся на наркотики. Когда ты под кокаином, ты болтаешь и улыбаешься за троих.

Кажется, это был я и Деннис Хоппер — те, кто таскал Игги Попу наркотики прямо в больницу. По‑моему, его забрали в психиатрическое отделение в 1975-м, и когда мы приехали туда, всякое дерьмо буквально вываливалось у нас из карманов. Вообще-то в больницы не пускают с наркотиками, но мы были сумасшедшими, и поэтому сумели пронести все, что у нас было. Я даже не помню, чтобы мы испытывали что-то типа страха. Ведь там, в больнице, был наш друг, и мы должны были принести ему хоть что-то, потому что у него уже очень давно не было ничего.

Я обходился без наркотиков до 1974-го. Не так уж и мало, да? И самое интересное, что все те вещи, которые я когда-либо делал или пытался делать, заинтересовали меня задолго до того, как я увлекся кокаином. Так что, возможно, наркотики никак не изменили мою жизнь. Хотя они помогли мне проникнуть в темные углы сознания.

Сейчас я стал более уравновешенным, это точно. Но чтобы достичь этого, я сожрал миллион таблеток.

В юности я был ужасен.

Я прекрасно помню свою первую любовь: мы вместе учились в школе, и это была первая девчонка в классе, у которой выросли сиськи.

Секс стал для меня чем-то очень важным еще в 14 лет. Мне было плевать, как и с кем это происходило. Для меня был важен лишь сексуальный опыт. Поэтому когда после школы я привел домой одного паренька и трахнул его на своей кровати, это просто добавило мне опыта. А потом я подумал: ну, если я когда-нибудь попаду в тюрьму, я, кажется, знаю, как там не заскучать.

Очень сложно быть разрушителем морали в мире, где морали не осталось.

Я мало знал настоящих бунтарей, готовых умереть за свои убеждения. Даже Джеймс Дин не хотел умирать.

Ты всегда должен опасаться тех, кто попал под свет софитов случайно, не имея никакого таланта. У таких людей есть наводящее на меня ужас умение общаться со звездами, заключая их в свои объятия и одаривая их поцелуями. Но эти люди способны лишь отражать свет и не способны излучать его.

Ты не можешь ни выиграть, ни проиграть, до тех пор, пока ты не участвуешь в гонках.

Мне кажется, я способен вытащить из талантливых людей лучшее, на что они способны.

Длинный список советов, который я люблю давать всем начинающим музыкантам, обычно заканчивается так: «Если чешется — постарайся как можно скорее обратиться к доктору».

Меня поражает, что люди воспринимают всерьез все, что я говорю. Даже я не воспринимаю это всерьез.

Я пишу о страданиях — своих и чужих. Остальное меня мало интересует.

Я был одним из первых, кто узнал о Чернобыле — за пределами России, конечно. Мы тогда записывали альбом в Швейцарии. Был приятный апрельский вечер, и все вывалили на лужайку перед студией. Перед нами были Альпы и озеро, и тут наш звукорежиссер, который остался в студии и слушал радио, закричал: «В России творится какой-то пи***ец!» Выяснилось, что он поймал какую-то швейцарскую радиостанцию, а те, в свою очередь, поймали какую-то норвежскую волну. Норвежцы пытались до кого-нибудь докричаться. Они рассказывали, что со стороны России движутся огромные облака, и это не просто дождевые тучи. Собственно, это было первое известие о Чернобыле. Я позвонил знакомому журналисту в Лондон, но он не слышал ни о чем подобном — Чернобыль попал в главные новости лишь через несколько часов. Я помню, что это было очень странное чувство: осознавать, что ты один из немногих, кто знает о том, какая угроза повисла над планетой.

Очень немногие могут сказать: я люблю человечество. Я не из них.

Я не верю в демонов. Я не верю в зловещие потусторонние силы. Я не верю в то, что вне человека существует что-то, что способно порождать зло.

Я всегда старался напомнить вечности, что даже она когда-то может подойти к концу.

С возрастом ты понимаешь, что практически все банальности, клише и расхожие мнения верны. Время действительно идет быстрее с каждым прожитым годом. Жизнь действительно очень короткая — как об этом и предупреждают с самого начала. И, кажется, в самом деле есть бог. Потому что если все остальные утверждения верны, почему я не должен верить этому?

Я не совсем атеист, и это меня беспокоит.

Жаль господа — ведь ему совершенно не у кого учиться.

Человек XXI века — это язычник: в нем нет внутреннего света, он много разрушает и мало создает, и, главное, он не чувствует в своей жизни присутствия бога.

Ненавижу людей, которые не знают, что делать со своим свободным временем.

Я считаю себя в полной мере счастливым человеком. В отличие от многих, я воспользовался всем, что мне было позволено.

Вы, наверное, думаете, что быть рок-идолом, женатым на супермодели (Боуи женат на Иман Мохамед Абдулмаджид, модели сомалийского происхождения. — Esquire) — это лучшее, что может произойти в этой жизни? В принципе, так оно и есть.

Я не помешан на недвижимости.

Я люблю бокс. Бокс — это настоящий спорт. А качать железо в тренажерном зале — это до усрачки скучно.

Я еще не знаю, чем я займусь в следующем году. Но что бы это ни было, мне не будет скучно.

Я не уверен, что через несколько лет я буду работать с каким-либо звукозаписывающим лейблом. Я не уверен, что сама система распространения музыки останется в ближайшем будущем такой, как сегодня. Полная смена всего, что мы знаем и думаем о музыкальном бизнесе, произойдет в ближайшие десять лет, и этот процесс уже никто не способен остановить. Например, хочет этого кто-то или нет, я абсолютно уверен в том, что такая вещь, как интеллектуальная собственность очень скоро здорово получит по жопе.

Я не пророк и не чувак из каменного века. Я простой смертный с задатками супермена. И я все еще жив.

Мне нравится во что-то верить.