Ваш надежный источник

«Аршил Горки — «последний из великих сюрреалистов, первый из абстрактных экспрессионистов» и важнейшая фигура в искусстве ХХ века», – говорится в материале под заглавием «Как Аршил Горки рисовал на обувных коробках», опубликованном на сайте Армянского музея Москвы и культуры наций.

Материал публикуем ниже:

«Аршил Горки — «последний из великих сюрреалистов, первый из абстрактных экспрессионистов» и важнейшая фигура в искусстве ХХ века. Наиболее часто повторяющиеся образы в его творчестве основаны на трагических воспоминаниях детства, хотя, конечно, на Горки-художника повлияли самые передовые течения в искусстве XX века. По мнению арт-критика Дори Эштон, «кубизм, Пикассо и европейские художники-экспрессионисты — всё это впитал Горки», о чём авторитетная американская исследовательница современного искусства пишет в книге «Нью-Йоркская школа и культура ее времени». 

Тенденции — это инструменты и детали «для сборки», в то время как темой Горки, так же как и темой других, связанных с искусством выходцев из Армении начала XX века, оставался, конечно, Геноцид.

Детство Аршила Горки прошло на южном берегу озера Ван. Его родина — Армения, а настоящее имя — Восданиг Мануг Адоян. Он родился примерно в 1902 году, а по некоторым источникам и в 1904-м, в деревне Хорком, в армянской провинции на восточной границе Османской Турции. Будучи подростком, Горки стал свидетелем этнической чистки своего народа, организованной младотурецким правительством в 1915 году. Как и многие другие армянские семьи, его семья была изгнана из родного дома. Аршил — сирота, его мать умерла в годы Геноцида в Ереване. А отец ещё раньше покинул семью. Впрочем, в Америке, некоторое время Аршил будет жить в новой семье своего отца. 

Жизнь в США

История Аршила Горки, как художника, начинается в городе Уотертаун штата Массачусетс.

Первые годы социализации в США были для юноши тяжелыми. Сказывалось незнание языка и правил жизни в американском обществе. Он много рисовал в то время, что очень не нравилось семье отца — его сводный брат Акоп пренебрежительно относился к занятиям Горки живописью. Занятый с утра до ночи тяжелым трудом на одном из заводов Провиденса, Акоп злился на брата, считая, что «взрослый человек не должен рисовать весь день в саду».

Горки уже тогда производил впечатление человека не от мира сего — носил бороду и нелепый, длинный, развевающийся на ветру дождевик. Видя его шагающим по улице, дети Акопа говорили: «Иисус Христос идет!». Отношения Горки с отцом Седраком были сложными, ведь тот повторно женился, что было воспринято юношей как предательство по отношению к матери. 

Некоторое время в США он работал на обувной фабрике «Hood Rubber», где в перерывах тайком рисовал на крыше, используя обувные коробки, из-за чего через два месяца был уволен…

Нью-Йорк

В 1924 году Горки уезжает в Нью-Йорк, где поступает в Национальную академию дизайна и Центральную школу искусств. «Несмотря на формальную художественную подготовку, Горки был самоучкой и основным его образованием стало посещение музеев и галерей, чтение книг и журналов», — пишет Эштон. Познакомившись с авангардным европейским искусством, он стал изучать творчество Поля Сезанна, Пабло Пикассо и Жоана Миро. Горки всегда подчёркивал важность традиции и преемственности, утверждая, что художник может созреть только после того, как переживёт период ученичества.

В монографии «Аршил Горки. Жизнь и творчество» Хайден Эррера задается вопросом, почему художник избрал для себя искусство. Рассуждая, Эррера видит для Горки в искусстве путь, где можно избежать прагматических требований «американской мечты» и проявить себя в сфере, лишенной классовых и национальных предрассудков.

Горки, как утверждают исследователи, был скрытен и склонен к мистификациям. 

Сохранились сведения, что после пережитых гонений в детстве художник избегал травмирующих воспоминаний и старался не демонстрировать свои армянские корни. Исследователь творчества Горки Анна Галстян пишет, что «художник не был свободен по отношению к собственному прошлому. Свое горестное прошлое он не доверял ни близким, ни посторонним. Художнику казалось, что вследствие своей откровенности он может потерять индивидуальную привлекательность, не найдет защиты от чуждой среды и места, где спрятаться.

Никто и не смог бы принять близко к сердцу откровения Горки, неправильная оценка причин его замкнутости только причинила бы ему новые страдания. Отсюда частые мистификации. Своей подруге Хелен Сандоуин он рассказывал, что приехал из русской деревни, которая подвергалась притеснениям сначала красных, потом белых — история, взятая из реальной биографии его друга Дж. Грехэма. Другим Горки представлялся, как уроженец Грузии, скрывая свое армянское происхождение».

Он берёт себе псевдоним — Аршил Горки, что имело отношение и к Максиму Горькому, чьи взгляды художник разделял. Он даже представлялся близким родственником писателя, что было одной из мистификаций Горки.

Кофейня Romany Mary's

Экономическому кризису в США в 30-х годах XX века сопутствовали активное брожение и развитие искусства. Появились новые выразительные средства, расширились творческие горизонты. Европейские направления в живописи — кубизм, абстракционизм, сюрреализм — нашли в США своих приверженцев и последователей и были представлены на известной выставке «Армори шоу». Парижский Монмартр отозвался эхом в Нью-Йорке. Художники Америки существовали в насыщенной, наэлектризованной творческой среде. В этом затягивающем водовороте событий творил и Аршил Горки, осознавая себя передовым художником. 30-е годы не подвели — стали для него очень плодотворным периодом. Америка, где европейский модернизм еще не сказал своего слова, с жадным удивлением наблюдала за художником Горки, находящимся в центре культурных событий. И у этих событий была своя арена — кофейня Romany Mary's.

Для Горки и его друзей кофейня Romany Mary's стала своего рода «американским Монмартром». Они часто захаживали сюда ещё и потому, что мастерская Горки находилась рядом — в угловом здании на площади Union Square. Владелец кофейни — свободолюбивый цыган — всячески приветствовал богему в своём заведении. Вместо платы за напитки и закуски предприимчивый владелец  часто принимал нарисованные здесь же, в кофейне, эскизы.

В посещениях Romany Mary's Горки постоянно сопровождали художники Стюарт Дэйвис и Джон Грехэм — их называли «тремя мушкетерами». Художники горячо спорили, обсуждая самые «проклятые» вопросы современности и средств их выражения в искусстве.

Горки, разумеется, высоко превозносил европейских художников конца XIX – начала XX века, однако, придерживался прогрессивного взгляда, что современное искусство диктует более передовые требования. Например, незачем добиваться объемности — вполне достаточно двухмерного изображения, а глубину должен обеспечить заложенный в произведении творческий потенциал. Византийское искусство и работы Уччелло стали для него образцом.

Воспоминания Виллема де Кунинга об Аршиле Горки

Виллем де Кунинг был учеником Горки и каждый день приходил в мастерскую учителя. По свидетельству де Кунинга, Горки был необычным человеком, с тонкой душевной организацией. Он вспоминает о мастере, как о человеке, который обладал обширными знаниями и охотно делился с окружающими информацией.

Де Кунинг вспоминает, что на собраниях художников Горки обычно оставался изолированным от других, глубоко погруженным в свои мысли. Случалось, он ставил старые армянские грампластинки и начинал танцевать «гибкими и пластичными движениями». Его дар к пению проявился неожиданно, когда однажды в кофейне друзья попросили его спеть. «Горки долго упрямился, но в конце концов уступил — встав из-за стола, направился к телефонной будке. Оттуда, отрешившись от посторонних мыслей и чужих взглядов, он смог посредством голоса слиться со своей душой. Закончив грустную народную песню, он вернулся за столик и встретил непонимающие, усталые лица своих друзей, которые понятия не имели о его прошлом», — вспоминает де Кунинг. 

Дори Эштон в книге «Нью-Йоркская школа и культура времени» также пишет, что армянская народная культура, по которой тосковал Горки, оставляла глубоко равнодушными его коллег по цеху.

По рассказам де Кунинга, Горки всегда поддерживал в своей маленькой мастерской абсолютную чистоту. «Ежедневно он тратил часы, до блеска натирая щеткой пол, преобразуя семейную традицию в священный ритуал. На стенах были развешаны репродукции картин Уччелло и собственные эскизы Горки. Некоторые черты характера хозяина мастерской де Кунинг уже знал наизусть. Иногда Горки мог наплевать на все условности и формальности, говорил все, что хотел, не скрывал своего отношения. На открытии выставки какого-нибудь художника Горки мог подойти к нему и громко, во всеуслышание произнести: „Что за лица! Какие выражения!“, имея в виду обывательское восхищение посетителей. Мог в лучшем случае ограничиться похвалами качеству рамок картин. Шагая по улицам, он удивлялся каждой мелочи: трещинам на асфальте или рыбному магазину, который, по его словам, представлял собой настоящее нью-йоркское искусство. На выставке русских икон Горки утверждал, что они современнее живописи Пикассо. На собрания молодых художников-абстракционистов приходил, потрясая альбомом Уччелло, настаивая, что это подлинный абстракционист».

Искусствоведы отмечают связь портретов Горки с фаюмским искусством, которое художник особенно почитал, находя в нем связь с искусством своей родины. Исполненные восковыми красками, фаюмские портреты синтезировали элементы египетской, эллинистической и римской культур. Глаза здесь наделены глубиной, взгляды направлены в вечность, что характерно не только для фаюмских загробных портретов, но и для христианского искусства первых веков нашей эры. Отзвук фаюмских образов есть и в работах Горки начала 30-х годов. Это «Портрет Вартуш» и «Портрет Айко».

История создания этих картин тесно связана с живописной техникой Горки. Каждый портрет требовал как минимум пяти-восьми сеансов. Неделю высыхал слой краски. После этого обязательно нужно было отшлифовать поверхность, чтобы не осталось следов от мазков кисти и создалось впечатление фресковой живописи. Растирая и шлифуя поверхность красочного слоя, Горки достигал одновременно гладкости и глубины. Используя широкую кисть для стен, он работал над картиной, как над фреской. Наливая каждую краску в отдельную посуду, он ожидал, когда содержащееся в краске масло можно будет собрать и перенести на холст. Художник подчеркивал, что стремится достичь гладкой и отшлифованной, как стекло, поверхности.

«Художник и его мать»

Известно два варианта картины «Художник и его мать». Исходный образец относят к 1926 году, когда Горки нашел фотографию 1912 года, где он был снят вместе с матерью. Картина, датированная 1926–1936 годами, находится в музее Уитни в Нью-Йорке. С первого взгляда она отличается от другого варианта. Лицо матери кажется более молодым, а ноги маленького Восданига расставлены. Второй вариант находится в Национальной галерее Вашингтона (датирован 1926–1942 годами). На вашингтонском полотне мать изображена с постаревшим лицом, а ноги Восданига выпрямлены. Десять лет работал художник над обоими вариантами, и вложенный в них символический смысл вызывает споры исследователей и по сей день.

Отмечается особенность этих работ, связанная с движением Горки в сторону абстракции. Например, в его стремлении избежать показа рук. Вместо рук мы видим некие пятна. Анна Галстян пишет, что «руки матери вобрали в себя страдание пережитого», чтобы замаскировать его, «Горки призывал на помощь абстрактные формы, которые могли расширить идеи, переведя их в трехмерное пространство».

На заднем плане обеих картин художник разместил окно, соотносящее, по мнению искусствоведов, «собственную жизнь» в картине с внешней реальностью. «В любом случае оба полотна создают впечатление своего рода иконописи», — подчеркивает Галстян.

Теоретик искусства считает, что это «не просто эпитафия в память Геноцида армян, но отображение горя и скорби, как таковых. Даже если руководствоваться только эстетическими категориями, избегая политических и исторических аспектов, сверхреалистичные черты лиц и абстрактный подход к изображению фона, одежды, рук уже создают диалогичность. Несмотря на многократно покрытую краской, отполированную поверхность, на тяжесть холста, создается впечатление вечного, вневременного неопределенного момента». 

Неопределённость вызывает беспокойство, наиболее явно оно проявляется в вашингтонском варианте картины с призрачным изображением материнского лица. Образ матери представляет собой композиционный стержень — её фигура начинается от нижнего края полотна. Ноги Горки не изобразил, а сама фигура матери сливается с фоном, что наделяет композицию неизменностью и статичностью. 

Элементы беспокойства присутствуют и в «Автопортрете» 1937 года. Взгляд героя отведен в сторону от зрителя. Поза сутулая. «Руки, похожие на руки манекена, не принадлежат фигуре художника, они превратились из инструмента творчества в средство защиты», — пишет Галстян.

К середине 1940-х годов в жизни Аршила Горки снова началась череда трагических событий, повлиявших на него физически и эмоционально. Пожар в его мастерской, рак и болезненная операция, автомобильная авария и семейные проблемы привели подавленного художника к самоубийству. Он покончил с собой 21 июля 1948 года. Жизнь одного из первых абстрактных экспрессионистов оборвалась рано — ему было всего 44 года.

Горки оставил впечатляющий объём работ, которые оказали огромное влияние на американское  искусство».